Но
однажды голуби не вернулись. Долго ждали
их домой старики, но нигде на небосклоне
не виднелись их легкие крылышки. Даже
к утру не объявились голуби.
Делать
нечего, взял старик свои сапоги-небоходы
и ковер-самосверт и отправился в
путь-дорогу, на поиски волшебных голубей.
Долго
ли, коротко ли шел старик по облакам, но
дошел он до ветряной речки. Буйные
воздушные потоки неслись перед ним. Как
через них перебраться?
Видит
старик, стоит на небесном просторе конь
бородатый, головой кивает. Подошел к
нему старик и говорит:
– Ой ты, конь бородатый, на спине весь лохматый,
было у меня три волшебных голубя: белый,
бежевый и небесно-голубой. Жили мы с
ними и женою моей на крыше и горя не
знали, лишений не ведали, но пропали
наши славные голуби, и отправился я на
их поиски. Шел я в горе и печали тридцать
три дня и тридцать три ночи и набрел я
на эту буйную речку. Как перебраться не
знаю, где перейти не ведаю.
Поднял
голову конь бородатый, посмотрел он в
очи ясные стариковы.
–
Видел я твоих голубей. Уж три дня как
минуло с того времени. Гнали их прочь
от родного дома три черных коршуна,
впереди летела белая ворона, да на них
все каркала страшным голосом.
Приободрился
старик, вдаль стал вглядываться.
– Ой
ты, конь бородатый, на спине весь лохматый,
уж куда эти коршуны полетели? Уж куда
голубей моих погнали?
Отвечает
ему бородатый конь:
– А
летели те коршуны прямо, аж на самый на
самый север, где живут поживают народы
под владычеством Зуры-Беззубой. А живет
эта Зура на том берегу, чтоб добраться
туда иди прямо ты, прямо вдоль вот этого
берега. Будешь так ты идти три дня и три
ночи, на четвертый день увидишь мост
хрустальный, раскрасивый да расчудесный.
Ты на тот мост не вставай, не ходи по
нему, иди мимо не оборачиваясь. И еще
три дня и три ночи иди, на четвертый день
выйдешь к новому мосту, распрекрасному,
расчудесному, из шелков из одних
сделанному, самых нежных да самых легких.
Ты на тот мост не хаживай тоже, не ступай
на него, не ходи, иди дальше, иди прямо,
вдоль того бережка, что тебе указал я,
назад не оглядывайся. И еще иди три дня
и три ночи, как минуют они найдешь третий
мост, уж совсем и не мост, лишь дощечка
одна деревянная да невзрачная, тонкая
да неудобная, с одного облака на другое
тянется. Вот на тот мост можешь смело
ступать, на тот берег перебираться.
Поблагодарил
старик коня и отправился в путь-дорогу.
Вот минуло три дня и три ночи, набредает
старик на небесный простор, видит мост
пред собой, да такой раскрасивый, что
не в сказке сказать ни пером описать.
Но не велено по такому мосту ходить, и
идет старик мимо его, назад не оглядывается.
Вот минуло еще три дня и три ночи и
выходит старик ко второму мосту. Уж
такой раскрасивый, уж такой распрекрасный,
что и глаз невозможно отвесть. Но не
велел конь бородатый по этому мосту
прохаживаться, и идет старик прочь, не
оглядываясь. Вот еще трое суток прошли
и навстречу старику предстает третий
мост, и не мост вовсе, всего лишь дощечка
с одного облачного берега на другой
перекинулась. Тут и перешел старик
буйную речку.
Огляделся
он по сторонам. Облака вокруг серые
стали тяжелые и по форме какие-то
невнятные, и по виду какие-то страшные.
Знать в другую страну старик попал. И
пошел старик прямиком на север.
Вот
идет старик по синему небу, а на встречу
ему кочерга гнутая, с конца на конец
переваливается, кряхтит на ходу. Пожалел
старик кочергу, взял ее и разогнул. Стала
кочерга снова прямая-прямехонькая,
встала она на свою ножку, повернулась
к старику и говорит:
–
Спасибо тебе добрый старик, спас ты
меня, вновь прямою сделал, уж не знаю,
что бы я без тебя делала. Куда же ты,
старик, путь держишь?
– Да
вот, были у меня три голубя волшебные:
белый, бежевый и небесно-голубой. Жили
мы с ними и с женой моею на крыше, но
похитила их у нас Зура-Беззубая. Иду
выручать своих голубей.
– Ох, и жаль мне тебя старик, ты не знаешь к
кому ты идешь. Зура страшная на вид, кто
не взглянет, все пугаются, под кровати
прячутся, а кто спрятаться не успеет,
того она в руки хватает и пополам ломает.
Меня разве что переломить не смогла, –
говорит ему кочерга.
Опечалился
тут старик, что же делать, как быть?
– Не
горюй, старик! – говорит кочерга. – А
ступай-ка ты к Мазуру́-кузнецу, пусть
он выкует тебе латы несгибаемые, да очки
для уродства непроницаемые.
Поблагодарил
старик кочергу и отправился Мазуру-кузнецу.
Вот стоит Мазур у наковальни, молотом
тяжелым о метал постукивает, чудо-нож
по краям выравнивает. Говорит старик:
– Ах,
Мазур-кузнец, весь из себя молодец,
сделай милость, выкуй мне латы несгибаемые
и очки для уродства непроницаемые, я
одену очки и латы и пойду на встречу к
Зуре-Беззубой, увела она у меня трех
голубей моих волшебных: белого, бежевого
и небесно-голубого. Вот хочу их из плену
вызволить.
Посмотрел
Мазур-кузнец на старика.
–
Изволь, – говорит, – только есть у меня
одно условие. Обратила Зура-Беззубая
трех моих братьев меньших в соколов,
держит она их в заточении в темной-претемной
темнице никого туда не пускает. Коль
пойдешь выручать голубей своих прихвати
и моих меньших братьев.
– Как
же я их спасти смогу? Я и своих голубей-то
не знаю как вызволить, а твоих-то братьев
и подавно.
– А
коли отказываешься, то иди к Зуре так,
без очков и без лат!
Делать
нечего пришлось согласиться старику
на условие. Выковал Мазур-кузнец для
него латы несгибаемые и очки для уродства
не проницаемые. Надел старик латы,
чувствует, согнуться не может, знать
хорошие латы. Надел старик очки и удивился
красоте окружающего мира. Облака кругом
мягкие и пушистые, и не серые вовсе, а
зеленые, розовые, голубые и желтые. Птицы
не уступят красотой павлину, хоть и не
имеют таких распушистых хвостов-вееров.
Люди все идут улыбаются, старику
кланяются. И так старик залюбовался все
этой красотой, так ему вдруг стало хорошо
и приятно, что забыл он вовсе зачем идет
и что ему надо. Так бы и не вспомнил
старик ничего, если бы не споткнулся по
дороге не упал бы, и не слетели бы с его
носа эти очки.
Огляделся
старик по сторонам, видит, снова стоит
перед ним кочерга:
– Эх,
старик, старик. Позабыл ты своих голубей
и жену свою, позабыл ты трех братьев
меньших Мазура-кузнеца, позабыл ты и
Зуру-Беззубую, лишь бы только любоваться
картинкой красивою, лишь бы взор твой
ублажали птички да облачка, и все люди
смеялись и улыбались тебе. Вспомни
старик, для чего ковал Мазур-кузнец, эти
очки? Вспомни, как исчезли твои голуби?
Подумай, как страдает твоя старуха-жена,
в одиночестве дома оставшись.
Устыдился
старик своего поведения. Поднял очки с
облака, но надевать не стал, за пазуху
положил.
–
Ступай, – говорит кочерга, – к
Зуре-Беззубой, да надень на себя там
очки. Коли так, не сможет Зура-Беззубая
ни напугать тебя, ни сломать. Коль не
сможет она это сделать, то задаст тебя
Зура вопрос: С чем пожаловал ты ко ее
двору, и что надо тебе от нее? Смело ей
расскажи про своих голубей, но не упоминай
ты про соколов, коль услышит она про
соколов, то и взбесится тот же час и
велит заточить тебя в темнице. Не проси
ее соколов вернуть. Как услышит Зура
про голубей, то захочет тебя испытать,
мол достоин ли ты ими владеть. И три ночи
попросит тебя провисеть на верху
колокольни как летучая мышь, головою
обратяся вниз, и ни разу не упасть с
перекладины. Соглашайся на то испытание.
Первые две ночи забирайся на нижнюю
перекладину, и прежде чем повиснуть на
ней, ты достань свой ковер-самосверт и
накинь на себя, чтоб укутал он тебя со
всех сторон, и спокойно засыпай. Третью
ночь, возьми с собой простыню из Зуриной
спальни. Повесь ковер на нижней
перекладине, где прежние ночи ночевал,
а сам забирайся на самую верхнюю, да
укутайся там Зуриной простыней. Что бы
ночью не слышал не видел ты, наружу не
выглядывай, из простыни не вылезай, виси
тихо, не шевелись. Как утихнет шум внизу,
ты слезай с перекладины и
беги поскорее в темницы. Там за мощною
дверью с засовами ты найдешь голубей и
соколов. Ты пусти голубей в чисто небо,
соколов же накрой простыней. Разлетятся
голуби в три стороны, приведут с собой
войско птичье тебе на подмогу. Оборотятся
соколы в людей, трех братьев меньших
Мазура-кузнеца, будет тебе войско
человеческое.
Поблагодарил
старик кочергу и пошел ко дворцу
Зуры-Беззубой. Вот подходит он к самым
воротам, надевает очки для уродства
непроницаемые. Снова мир стал вдруг
милый и приветливый, еще краше чем был,
еще лучше, чем мог бы быть. Но на этот
раз не поддался старик этим чарам, не
забыл он кто есть и откуда идет, не забыл
он, что нужно ему и дальше идти, и пошел
по ступенькам ковровым прямо к трону
Зуры-Беззубой. А на троне как будто и
нет никого. Удивленно старик озирается.
–
Зура, здесь ли ты? – кличет ее. То очки
укрывали от старика облик Зуры-Беззубой
уродливый, и не видел старик потому ее,
что уродство ее ничем не прикрыть, не
улыбкой, ни платьицем бархатным, ни
платком расписным, ни узорчатым, только
вовсе его не видать можно, только вовсе,
хоть глаз выколи.
Разъяренная
Зура вскочила, старика разломать
захотела, только латы на нем не простые,
не простые латы несгибаемые. Долго
маялась Зура-Беззубая, все старалась,
да не могла. Наконец сдалась Зура,
поставила старика на ковер перед троном
и спросила:
– И
зачем же ты, старик, ко мне пожаловал?
Что тебе надобно от меня?
Отвечает
старик:
– Ах,
ты, Зура, жили мы с моею старухою, у самого
края крыши, да и были у нас три голубя:
белый, бежевый и небесно-голубой, мы их
холили и лелеяли, мы кормили их и поили,
дне на волю пускали летать и резвится,
вечерами они возвращалися. Но однажды
они не вернулися, ни к закату, ни ночью,
ни утром. Это ты их похитила, злая, увела
их к себе в неволю. Возврати мне моих
голубей, отпусти их со мною домой.
Призадумалась
Зура, нахмурилась:
–
Коль твои это голуби, ладно, докажи, что
достоин владеть ими, проведи ты три ночи
на старой, почерневшей от времени
колокольне. Проведи все три ночи, как
летучая мышь, обратясь головою вниз, но
чтобы ни разу не упасть с перекладины.
Коль продержишься ровно три ночи, я
отдам тебе голубей.
Согласился
старик.
Наступает
первая ночь. Вот зашел старик на
колокольню, забрался он на нижнюю
перекладину, развернул свой ковер-самосверт
и накинул его на себя. Обнял старика
ковер, да так плотно, хочешь – не
развернешься, вниз на пол не упадешь.
Да к тому же ковер мягкий, уютный, старик
и заснул.
Вот
настала полночь темная. Закружили вокруг
старика коршуны черные, коршуны черные
во главе их ворона белая. Клюют ковер,
когтями рвать его пытаются, старика на
пол каменный сбросить желают, да только
ничего у них не получается, ковер плотный,
старика в обиду не дает, упасть не
позволяет.
Вот
запели петухи, начало светать. Коршуны
вмиг разлетелись. Ковер на старике
развернулся и сам под ним расстелился.
Старик соскочил с перекладины и прямиком
на мягкий ковер спрыгнул.
– Ох, как славно я сегодня выспался!
Вот
спускается старик с колокольни, вот
идет он по дворцу по Зуреному, да проходит
мимо ее спальни, вспомнил тут старик
про простыню, о которой кочерга говорила.
Приоткрыл старик дверь и видит, как
влетела в комнату белая ворона, а за нею
три черных коршуна. Вот присела ворона
на кровать и сняла с себя простыню белую
и обратилась в тот же миг ворона
Зурою-Беззубой, знать волшебная то
простыня была. Стала Зура коршунов
ругать, во всех неудачах их обвинять:
– Что
ж вы, коршуны неумелые, на смогли старика
с перекладины сбить, он и так не селен
и всю ночь провисел головой вниз, как
летучая мышь. Завтра будите бить
посильнее, и когтями рвать и царапать
его, да и клювами щипать во все бока,
чтоб упал он с перекладины.
Наступает
вторая ночь, а старик уже к ней готов,
завернулся он в ковер-самосверт, ему
тепло и уютно. Вот пришло время полночи,
налетели злые коршуны, во главе их белая
ворона, стали старика щипать и клевать,
крыльями бить. Уж и били они старалися,
да ковер больно плотно сжимается, не
дает старика коснуться, только когти
они обломали, только клювы свои затупили.
Снова
брезжит рассвет в синем небе, снова
коршуны прочь полетели. И ковер со
старика соскочил и под ноги ему
расстилился. Вот спускается старик с
колокольни, и идет по дворцу мимо спальни
Зуры. Приоткрыл он дверь и видит, как
влетела в комнату белая ворона, а за нею
три черных коршуна. Вот снимает ворона
с себя простыню, превращается в
Зуру-Беззубую и давай своих коршунов
ругать, во всех неудачах их обвинять:
– Что
ж вы, коршуны неспособные, ни на что не
годные, на смогли старика с перекладины
сбить, он и так не селен и всю ночь
провисел головой вниз, как летучая мышь.
Вот смотрите же, нынче ночью я отправлюсь
в подземелья темные, буду страшные
заклятья выкрикивать, чтоб ковер тот
совсем изничтожить, вы же будите бить
старика, и клевать и царапать его, чтоб
упал непременно он на пол, не сыскал
чтоб своих голубей.
Как
покинула Зура спальню, старик внутрь
прошел и похитил волшебную простыню.
Вот
настала третья ночь. Старик вышел на
верх колокольни, и все сделал как кочерга
велела. Он ковер повесил на прежнее
место, а сам влез на верхнюю перекладину
и накрылся белоснежной Зуриной простыней. Обратила простыня его в мышь летучую,
уцепился он лапками покрепче и уснул.
В
полночь снова слетелися коршуны, но на
этот раз уж без вороны, стали бить и
клевать они ковер-самосверт, но не знали,
что старик висел выше и следил за ними
беззвучно. Долго маялись, билися птицы,
наконец, развернулось полотнище и
рассыпалось прахом по ветру. Замахали
тут коршуны крыльями полетели прочь к
подземельям. А старик соскочил с
перекладины, снял простыню и вновь
стариком обратился. Побежал он скорее
к темнице, отпирал он засовы тяжелые,
выпускал на волю голубей да соколов.
Отпускал голубей в небесные просторы,
покрывал соколов простыней Зуриной.
Разлетались голуби в три стороны света,
превращались соколы в братьев
Мазура-кузнеца, доставали свои клинки
булатные, вступали в бой неравный со
слугами Зуры-Беззубой.
Прибегала
Зура сама, набрасывал старик на нее
простыню, превращалась Зура-Беззубая
в белую ворону. Прилетало войско птичье,
заклевало Зуру-Беззубуе, ничегошеньки
от нее не осталось даже перьев белых
бархатистых. Вот и кончилась эта битва,
победил старик Зуру-Беззубую, Зуру
страшную, уродливую.
Вот
прощался старик с Мазуром-кузнецом и
братьями его меньшими, отважными,
отправлялся он в путь-дорогу, дорогу
дальнюю да домой бегущую. Сопровождали
его голуби волшебные: белый, бежевый да
небесно-голубой. Приходил он домой, да
встречала его старуха, то-то радовались
они, то-то пир закатывали, всех на пир
звали, всех угощали, сказку эту
рассказывали.
Главный
вредактор